Рок-н-ролл – это я

Он появился еще до того, как я получил права. В 1992 году дедушка подарил мне свой «Москвич-401», такой фамильный автомобиль 1956 года выпуска, на котором он сам ездил всю жизнь. И я тоже пару лет катался, причем даже без прав. Это были мутные девяностые, я подходил к милиционерам и просил: «Мне вот учиться некогда, но я все умею. Впишите в какую-нибудь группу, чтобы на права сдать». А мне отвечали: «Кто ж тебя на «401 м» остановит? Это все равно что на велосипеде. Вот купишь машину дорогую, тогда и приходи». А через два года на мое 35-летие екатеринбургский «Джип Клуб» подогнал мне десятилетний Mitsubishi Pajero. Не очень комфортный, зато безотказный и ремонтопригодный – все можно было приварить и починить. Потом я его подарил дочери, а себе купил Honda CR V. Тогда и влюбился в эту компанию: с 1999-го и до сих пор остаюсь отчаянным «хондаводом». Сейчас у меня новый Pilot, на нем проехал всего около 4000 км. Перед этим была Acura MD-X, которая мне очень нравилась, но, к сожалению, их сейчас в России не продают.

Конечно. Немецкие, Cadillac, много чего. Но у меня действительно очень нежное отношение к Honda, я понимаю, что она идет неким своим путем в автомобилестроении. Она ведь ни с кем не объединяется, японская до мозга костей. И никогда меня не подводила, ни разу за 20 лет!

Дорога сильно влияет на водителя, транспортный поток – среда агрессивная, и наши реакции соответствующие. Даже моя супруга, от которой я повышенного тона никогда не слышал, за рулем иногда начинает ругаться словно шоферюга. И за собой замечаю, что вроде бы ерунда какая-то – кто-то там перед тобой втиснулся, а ты уже на грани бешенства. Но когда это осознал, то начал стараться как-то медитировать за рулем, чтобы себя успокоить. Разумеется, не представляю себя в Индии в позе лотоса, но все же убеждаю, что абсолютно добр и спокоен. Хотя совсем непросто, когда ты стоишь, а по обочине «умники» обгоняют. На песни такие эмоции не слишком вдохновляют. Или же тексты будут как у «Ленинграда».

Как оказалось позже, это чифирь и был. Просто мы по незнанию пытались из дрянного чая извлечь хоть какой-то вкус. Другого чая тогда просто не было, а у нас на репетиционной точке стояла обычная офисная кофеварка – советская версия иностранной, капельная. И когда в нее насыпали много заварки, получалось неплохо.

Это забавная история. В армию нас с Вовой Бегуновым призвали в один день в октябре 1978-го и увезли примерно в одно место – на Дальний Восток, на границу. Но после «учебки» судьба разделила: Володя уехал учиться обслуживанию вертолетов, а меня отправили простым пограничником на заставу на остров Большой Уссурийский. Туда однажды приехала бригада ансамбля песни и пляски. Послушал ее наш командир заставы и сказал их старшему: «Все, можете к нам больше не приезжать. Кормить вас, оглоедов, приходится, да и горючку жжете, пока на катере добираетесь. А у меня есть боец Шахрин, который поет и на гитаре играет лучше ваших». Я к тому времени уже какие-то праздники провел, ребят научил петь, сам что-то сочинял. В итоге же меня без моего особого желания перевели в Хабаровск, в тот самый ансамбль песни и пляски. И там я пел в хоре, позже стал хормейстером, вместе с оркестром репетировали. Так что в военном билете мне после службы написали: «Использовать в военное время как специалиста в ансамбле песни и пляски высшей категории».

Люди, интересовавшиеся роком вообще и русскоязычным роком в частности, являлись, я бы сказал, сектой – достаточно закрытой и, более того, считавшейся почти вне закона. И на том оборудовании, которое удавалось добыть или смастерить, мы худо-бедно записывали, делали несколько качественных «первых», как это называлось, копий и десять штук отправляли в разные города людям, занимавшимся распространением этой музыки. Они или на дому, или еще как-то делали за деньги копии на пленку, ну а уж дальше люди друг у друга переписывали – не зря же такой популярностью пользовались магнитофоны-двухкассетники, да еще с функцией ускоренной перезаписи. Но все равно слушали такую музыку лишь немногие, доходов это, разумеется, не приносило, а какие-то подпольные концерты случались один-два раза в год. Все началось уже во второй половине 1980-х, когда рок-клубы появились: сначала Ленинградский, потом Свердловский и Московская рок-лаборатория. И вот возникло какое-то движение – группы начали друг к другу ездить, выступать. И, соответственно, их поклонники приезжали с ними. Но даже на самых крутых концертах в Свердловске, когда приезжали «Алиса», «Телевизор» или Майк Науменко, самый большой зал был на 500–600 мест, не больше. И только в конце 1990-х, когда появились радиостанции, когда мы попали на телевидение – в программу «Взгляд» и некоторые другие, началась нормальная концертная жизнь. Лишь после этого рок-группы стали выступать и на стадионах.

Не знаю, насколько грандиозное, но большой концерт будет 27 июня в московском саду «Эрмитаж». Место очень красивое, и мы уже больше десяти лет делаем там концерты после моего дня рождения. Атмосфера классная: люди приходят заранее, лежат на полянках, гуляют по парку. А в нем «ракушка» стоит, вот прямо как раньше в парках культуры. Ну и записываем новый альбом, что-то и из него сыграем. Две песни уже анонсировали, они звучат по радио, клипы на YouTube. Это «Чей чай горячей» и «Все девушки Бонда». Надеюсь, за лето запишем остальные песни и альбом выйдет к осени – как раз ко дню рождения группы.

Выходит, неправильно спел. Просто привык так его называть. Давайте спишем на мой уральский акцент. А на концерте буду петь Aston Martin, спасибо.